Центральная Азия созрела для того, чтобы стать единым экономическим рынком, формирование которого сделает ее сильнее и богаче, считает Зухуршо Рахматуллоев, один из основателей финтех-компании Alif. В интервью главному редактору POLITIK Central Asia Кириллу Альтману предприниматель рассказал, как небольшая микрокредитная организация из Таджикистана превратилась в международного игрока с филиалами в трех странах, какую роль в этом сыграл Узбекистан, почему для центральноазиатских бизнесменов не должно существовать границ между пятью республиками, а также раскрыл смысл феномена «неокупца».

«Абдулло сказал, что это клад для нас»

К.А.: Когда мы с вами познакомились, вы сказали фразу: «Я неокупец». Что это значит?

З.Р.: Я попытался перевести с английского концепт «неомерчант» как «современный купец». Он описывает предпринимательский путь, где очень важно понимать свое окружение, взаимодействовать с различными стейкхолдерами. Я как-то натолкнулся на исторический факт, что купцы в царской России играли весьма существенную роль в становлении общества, в его обогащении и процветании. Мне кажется, слово «бизнесмен» не совсем хорошо описывает то, к чему я стремлюсь. А термин «неокупец» — это попытка объяснить, что для меня, помимо личной выгоды, важно процветание общества, экономики, страны. Ведь между личной выгодой купца и процветанием современного общества, скажем, в Узбекистане, Таджикистане, Центральной Азии есть прямая связь.

К.А.: Много ли ваших коллег думают в таких масштабах? Процветание общества кажется очень пафосной целью.

З.Р.: Это не совсем цель. Все, что я делаю для личной выгоды, выгоды окружения, партнеров, стейкхолдеров, коллег, должно нести какую-то миссию и пользу для общества. Эту связь важно видеть. Я хочу видеть, какую лепту вношу в развитие, например, Узбекистана — современного и процветающего.

К.А.: Давайте поговорим про историю, раз уж вы упомянули Узбекистан. Пока это выглядит так: приехали несколько умных, красивых парней из Таджикистана с деньгами и решили начать «захватывать» мир именно с нашей страны.

З.Р.: По сути, Узбекистан открылся, мы зашли, посмотрели, и нам понравились поставленные руководством страны цели. Долго не думали и зашли.

К.А.: В каком году?

З.Р.: Это началось в 2018 году, когда мой партнер и очень близкий друг Абдулло оказался в Ташкенте. Он буквально несколько дней посмотрел, посчитал и сказал, что это клад для нас и нашего будущего. Потом мы — основатели компании — приехали вместе и решили, что кто-то из нас должен переехать. В итоге в 2019 году переехал я — с семьей и несколькими коллегами. Мы основали юридические лица Alif Moliya и Alif Tech и стали резидентами IT-парка Узбекистана. Мы воспользовались очень интересными условиями для работы, а затем разработали продукт рассрочки, который в тот момент только развивался. Спрос был довольно хороший. Мы подключились к местным партнерам, которые нас поддержали. Вообще, самое сложное — это убедить потенциального партнера, что ты сделаешь все возможное, чтобы вы вместе росли. И мы доказали, что это возможно. Было привлечено много ресурсов, инвестиций. При этом из всего, что мы привлекли на сегодняшний день в Узбекистан, лишь незначительная доля капитала или инвестиций формировалась в Таджикистане. То есть мы не реинвестировали из Таджикистана сюда, за исключением небольшого начального капитала. Таким образом, наш узбекский бизнес был самостоятелен.

Фото: POLITIK

К.А.: Какая общая сумма инвестиций?

З.Р.: За пять лет примерно $150 млн. Повторюсь: это не пришло из Таджикистана.

К.А.: Да, было несколько пресс-релизов о том, откуда вы привлекали деньги. Из Великобритании, например.

З.Р.: Да, из Великобритании, частные люди и компании, инвестирующие в подобные проекты.

К.А.: $150 млн — это неплохо.

З.Р.: Неплохо. Но Узбекистан — очень интересное инвестиционное направление, куда можно вкладывать еще больше.

По сути, в 2014 году мы решили получить лицензию микрокредитной организации в Душанбе. Тогда в Таджикистане был сложный для финансовой системы период. Но нам показалось, что Центральный банк Таджикистана был склонен поддержать инициативы, особенно исходящие от молодых людей, которые пытаются что-то сделать в финансовой системе. Мы — с Абдулло Курбановым и Фирдавсом Мирзоевым — относительно легко получили лицензию.

При этом обсуждать возможность открытия микрокредитной организации мы начали еще в 2013 году. Изначальная идея заключалась в том, чтобы сразу найти ресурсы и открыть банк в Таджикистане. Начались переговоры с потенциальными инвесторами. Правда, сперва старания были безуспешными, поскольку инвесторы не хотели давать 100% капитала нескольким молодым людям, невзирая на их хороший опыт — один очень сильный юрист с американским образованием, другой — сильный финансист с большим опытом. Мне — третьему основателю — также идея очень понравилась. На тот момент я заканчивал курс по исламскому банкингу в Малайзии и посчитал, что это очень хорошая возможность открыть организацию, которая затем станет банком.

Мы, конечно, не знали, сколько времени это займет, но в итоге потребовалось примерно пять лет. В январе 2020 года мы получили банковскую лицензию. То есть до этого мы работали как маленькая микрокредитная организация с уставным капиталом в районе $200 тыс. Потихонечку росли, увеличивали кредитный портфель. Затем зашли новые инвесторы — в основном Friends and Family — то есть люди, которые нас непосредственно знают. Были хорошие результаты, хорошая возвратность. Например, по рассрочке, финансированию автомобилей. Мы работаем открыто, все цифры проверяются.

Но выстраивание отношений с потенциальными инвесторами занимает время. Тебе нужно постоянно рассказывать про апдейты, увеличение активов, базы клиентов и так далее. И в какой-то момент человек или организация созревают для инвестиций.

К.А.: Вы просто звонили, искали контакты, писали письма инвесторам?

З.Р.: Мы начинали со знакомых, друзей, родственников, а они уже потом предлагали нас своему окружению. Я ни в коем случае не могу сказать, что все строилось только вокруг основателя. Ведь задача основателей — это убедить новых коллег, будущих лидеров, чтобы они прошли с нами этот интересный путь. То же самое с инвесторами. Нам удалось убедить правильных людей инвестировать в нас в самое подходящее время — и в Таджикистане, и в Узбекистане.

«Мне комфортно в моих розовых очках»

К.А.: Вы вроде бы наш, а вроде бы и нет. Как со стороны выглядит происходящее сегодня в Узбекистане с экономической точки зрения? Рекомендовали бы вложить деньги, например, англичанину?

З.Р.: Однозначно. Я это постоянно делаю. В разных городах мира мы рассказываем про нашу деятельность в Узбекистане и Таджикистане. Недавно мы развернули бизнес в Пакистане.

К.А.: А как вы им объясняете легкий дисбаланс в госуправлении? У нас не совсем отлажена судебная система, у нас не те законы, которые будут защищать инвесторов при любом раскладе. Для таджикистанца, пакистанца, казахстанца — это понятные условия игры. Но для людей, которые привыкли к прозрачным правилам, здесь же не лучшее место?

З.Р.: Мне комфортно в моих розовых очках. За последние пять лет я видел, что происходит в стране. И, будучи гостем, могу сказать: то, что сделано и делается в Узбекистане, — феноменально. Могут быть социальные сложности, какие-то проблемы, не у всех получается. Но предприниматель или купец должен думать на несколько шагов вперед. Одна из основных моих задач — понимать свой рынок. Как предпринимателю, мне нужен прямой доступ к потребителю. И все, что мешает мне работать с потребителем, я это первым делом ощущаю. За пять лет работы здесь я впечатлен местными реформами и стараниями.

Да, в Центральной Азии есть похожие вещи в плане менталитетов, подходов к бизнесу, но я не воспринимаю реалии в такой общепринятой неформальной плоскости. Наша команда всегда придерживалась правил. Есть какие-то параллельные вопросы, неформальные устные договоренности и так далее, но мы с этим никогда не работали, а всегда следовали прописанным правилам. И в Таджикистане, и в Узбекистане. В Узбекистане благо, работая по правилам и учитывая нюансы законодательства, я никогда не ощущал дискомфорта.

Мы ведь международные предприниматели. У нас другая чуйка. Мы как бабочки — как сел, так и улетел. Международный капитал обычно «не уважает» границ — может быстро прийти и уйти. Но сегодня Узбекистан — это до сих пор непаханое поле. С другой стороны, те, кто задумываются, чтобы сюда вложить, должны поторопиться, поскольку с каждым годом будет сложнее и дороже заходить на рынок.

Общаясь с разными людьми, я им говорю: смотрите, на Востоке мы говорим, что каждый мужчина должен посадить дерево, воспитать сына и построить дом. Но те, кто живут в Центральной Азии — во всех пяти республиках, должны сейчас добавить еще один пункт: инвестировать в Узбекистан. Продаешь пирожки, водичку, сервис — сделай попытку. Если у тебя получилось в Туркменистане, Кыргызстане, Таджикистане, Казахстане, у тебя есть какая-то клиентская база, ты себя как-то уже проявил, а твой потребитель доволен, то попытайся и в Узбекистане. Скорее всего, у тебя получится.

«Мои пирожки разлетаются по всем столицам региона»

К.А.: Вы много говорите про Центральную Азию как про единую территорию. Вы верите в интеграцию?

З.Р.: Я не только верю, а всячески стараюсь делать так, чтобы наш регион становился экономически более интегрированным. Капитал, торговля, люди — для всех нас очень важно, чтобы не существовало границ в пределах Центральной Азии. Эта позиция у меня формировалась еще со студенческих времен.

К.А.: Вы же знакомы со сложностями: разница менталитетов, внутриполитическая борьба, не совсем понятная история с пересменкой власти в некоторых странах, три крупных геополитических кита, которые не заинтересованы в том, чтобы Центральная Азия была единым экономическим регионом.

Фото: POLITIK

З.Р.: Все эти пункты на поверхности. Кто-то, конечно, может быть где-то там не заинтересован в чем-то. Это не важно. Я считаю, что у нас достаточно стержня и политической воли — во всяком случае, в Ташкенте — для реализации такой цели. Об этом можно «не шуметь», но именно к этому мы идем. Люди, культурная составляющая, отношение к соседям — все говорит о том, что мы созрели для единого экономического блока, где предприниматель сможет воспринимать рынок Центральной Азии как 80 млн населения. Это мой рынок. Я захожу в одно место и могу обслуживать всех. Мои пирожки разлетаются по всем столицам, по всем регионам Центральной Азии. Очень важно, чтобы, скажем, узбекский предприниматель, открывая какой-то цех или заводик, делал расчет на все население. Все мы любим плов, рис, буханку хлеба — вкусы очень схожи. Другими словами, очень легко воспринимать этот рынок единым со всеми его покупательскими привычками. Так что дело времени.

Единственное мое пожелание — ускорить процесс, способствовать тому, чтобы мы к этому стремились осознанно. Может быть, сейчас это происходит неосознанно: кто-то приехал, уехал, что-то открылось, что-то закрылось, а нужна четко выстроенная стратегия.

Кроме того, я не знаю ни одного из китов, которые были бы против единого экономического пространства где-то рядышком, где они сами могут продавать и торговать. Когда много мелких государств, надо иметь много политических, дипломатических и других ресурсов, чтобы с ними вести дела по отдельности. Когда есть единое экономическое пространство, это удобно для всех китов.

К.А.:. Один кит пытается создать свой экономический союз, другой кит пытается нас завалить ресурсами. Никому это особо неинтересно, скажем откровенно.

З.Р.: Не согласен. Я просто не могу понять, почему это может быть неинтересно любому из китов. Давайте их называть своими именами. Например, в интересах Китая иметь дело с рынками побольше, поскольку их внешняя политика заточена на торговлю. Если рядом есть рынок, который развивается с точки зрения покупательской способности, то это в интересах Китая. Кроме того, Пекин волнуют вопросы безопасности в нашем регионе. Как раз через положительные торговые взаимоотношения с КНР этот вопрос также решается. Китай также продвигает в регионе инфраструктурные проекты.

Если речь идет о Евразийском союзе, то я считаю, что любой союз может формироваться параллельно. Кроме того, единое экономическое пространство — это хорошо для региона, потому что нам легче будет договариваться с Россией, Китаем и другими игроками. Мы сможем получить лучшие условия, если нас будут воспринимать как единый рынок. Синхронизируясь, мы становимся сильнее. Руководство стран Центральной Азии это прекрасно понимает, и я надеюсь на ускорение процесса. Кстати, огромную роль в этом играет Узбекистан в лице президента Шавката Мирзиёева.

VI Консультативная встреча глав государств Центральной Азии / Астана, Казахстан 2024
Фото: akorda.kz

К.А.: Наверняка нас ждет какая-то борьба за лидерство в регионе.

З.Р.: Не будет борьбы. Я почему подчеркнул роль президента Шавката Мирзиёева? Потому что выстраивать правильные отношения с другими руководителями у него очень хорошо получается. Любой экономический союз в Центральной Азии не должен иметь формального лидера. Неформальные лидеры всегда есть и будут. За столом всегда есть лидер, на которого смотрят, с этим ничего не поделаешь. Из-за экономического превосходства или уважения к старшему. Но формальный лидер вырисовываться, скорее всего, не будет, потому что это не совсем корректно. Такую тонкость, мне кажется, наши руководители знают.

«США воспринимают нас как подбрюшье какой-то державы»

К.А.: Дональд Трамп стал президентом США. Многие задаются вопросом, как это повлияет на Центральную Азию.

З.Р.: Я не знаю, что он будет делать. Он говорит: закрою это, закончу то, спасу весь мир. Думаю, для нас — что Дональд Трамп, что кто-то другой — большой роли не сыграет. Единственное, если его политика будет раздражать наших соседей, то может создать для нас дискомфорт. Наши страны стараются найти правильный баланс. Если же произойдет сильное напряжение, то как-то это нас коснется. Но мне кажется, Трамп сосредоточится на внутренних проблемах — сокращать бюджет, работать с нелегальной миграцией. Он, наверное, оставит другой мир в покое. Первое его президентство это и показало. Сейчас он более опытный, а вокруг него такие люди как Илон Маск — предприниматели с хорошей смекалкой. Если они ему подсказывают, ничего плохого не должно произойти.

К.А.: Пробовали изучать американскую политику? О чем говорит победа Трампа для США?

З.Р.: Три вещи, которые, может быть, помогли Трампу стать президентом. Илон Маск — раз. Очень посодействовал через свою платформу. Второе: подкастеры и блогеры. Это работа с молодой Америкой. Третье: палестинский вопрос. Эти три вещи помогли Трампу выиграть очень уверенно. У него весьма серьезная консолидация власти, а многие влиятельные люди в Америке быстро переобулись. А ведь кому не лень бросали в Трампа помидоры…

Дональд Трамп и Илон Маск
Фото: © Getty Images 

К.А.: Трамп — это король популизма. Говорит ли это о том, что аудитория в США стала более наивной?

З.Р.: Есть такое. Но, глядя на динамику внутри США, я, наверное, понимаю, почему Америка его выбрала. Кроме того, американский руководитель — это очень влиятельный человек, и, на мой взгляд, популизм может быть частью его личности. Но у Трампа есть определенная позиция в плане внешней и внутренней политики. Говорит, что не хочет тратить много денег на какие-то войны, а хочет их вложить в США. У него четкая позиция, и она не меняется. Если наблюдать за ним, то можно понять, что он человек очень глубокий и умный, но какие-то вопросы может воспринимать поверхностно.

К.А.: Расскажите про центральноазиатский блок как инструмент лоббирования интересов бизнеса, экономики стран Центральной Азии в Вашингтоне. Что это за понятие такое?

З.Р.: У Центральной Азии в целом неплохо получается взаимодействовать с Россией и Китаем, но у нас меньше торгово-экономических связей с США, хотя они могут способствовать диверсификации направлений и какой-то экспортной базы в сторону Запада. Это может быть Евросоюз и Соединенные Штаты. Условно говоря, мы экспортируем туда законсервированный плов. Но нам, по сути, нужно найти свой рынок в Штатах. И я считаю, что такая возможность есть — лоббировать интересы в Вашингтоне, создавать ассоциации, работать с местными лидерами общественного мнения, которые формируют подходы и политику США по отношению к Центральной Азии.

Если США воспринимают нас как подбрюшье какой-то державы, то нам нужно себя зарекомендовать и укрепить свои экономические позиции в Вашингтоне. Не надо убегать от кита, надо эффективнее с ним взаимодействовать. Мне кажется, ассоциации, лоббистские группы — это некий образовательный центр, который дает политикам в Штатах знания о нашем регионе — какие мы где-то одинаковые, где-то разные, чем можно торговать, что можно экспортировать или импортировать. Очень много переселенцев из Центральной Азии в Штатах. С ними можно взаимодействовать. Конечно, есть естественные какие-то связи. Люди сами что-то организовывают. Но если это направить с помощью какой-то четкой программы, мы все от этого выиграем.

«Поляна в Узбекистане становится больше»

К.А.: Давайте еще про будущее. В Центральной Азии демографический бум. Что бы вы посоветовали молодому поколению в плане образования? Чем стоит заниматься лет через 10–15?

З.Р.: Сложный вопрос.

К.А.: Есть же понимание, куда идет рынок.

З.Р.: Все, что вы можете придумать, всем этим можно заниматься. Когда мы говорим о едином рынке, представьте, что я выпускаю болтик или молоток. Сейчас я говорю о рынке в 80 млн, а через десять лет будет уже 100 млн. То есть я, продавая, допустим, просто стакан, могу стать миллиардной компанией. К этому нужно стремиться. Мы можем сами производить потенциально все — от смартфонов до компьютеров.

К.А.: Мы же не сможем это все произвести. Скорее, в Китае…

З.Р.: Почему? Мы можем это произвести. Другое дело, что если посчитать математически, то, скажем, человеческие ресурсы, может быть, нам не позволят что-то производить самим. Импорт знаний из того же Китая может занять какое-то время. Но если есть четкая программа, чтобы перенять знания, то мы к этому придем, научимся.

К.А.: Вы наверняка в курсе планов правительства Узбекистана к 2030 году увеличить ВВП до $200 млрд, войти в группу стран со средним уровнем дохода, вступить в ВТО. Как вы их оцениваете? Мы целимся в звезды, а попадем в Луну?

З.Р.: Моя задача как предпринимателя к этому стремиться. Для меня это хорошая новость. Поляна в Узбекистане становится больше, интереснее. С нынешними темпами все реализуемо. Когда происходят какие-то перемены, весь мир или соседи наблюдают: на самом деле все так или же эти реформы — просто бумажка. Я думаю, этот период прошел и все действительно работает. Теперь можно рисковать больше с точки зрения международного капитала. Обычно умные инвесторы не могут себе позволить вложить весь портфель в одну страну. Но сейчас мы эту долю постоянно увеличиваем. Узбекистан по сравнению со многими развивающимися странами занимает передовую позицию. Я не знаю, какой рейтинг сейчас, но в 2019 году The Economist объявил Узбекистан реформатором года (страной года. — POLITIK). А это издание с мировым авторитетом. Такую оценку не купишь, они словами разбрасываться не будут. Прошло пять лет, мы пережили коронавирус, какие-то местные конфликты, а сейчас все готово, чтобы принимать больше ресурсов в разных секторах экономики. Поэтому задача увеличить ВВП почти в два с половиной раза — реалистична.

Надо учитывать еще один момент. Теневая экономика здесь составляет 30–40%. Давайте консервативно скажем 30%. Если это обелить, то поставленные цели реалистичны. Ведь если сегодня это $80 млрд, прибавьте 30% и получите более $100–110 млрд. Это более реалистичная картина того, сколько весит экономика Узбекистана. А дойти до $200 млрд к 2030 году такими темпами и с таким рвением руководства страны вполне возможно. Многие страны говорят о том, что они молодцы, но на самом деле сталкиваются с серьезными сложностями. Я не могу дать какой-то рейтинг стране, в которую сам очень верю, это должен делать кто-то другой, но, думаю, в топ-5 в мире по тому, как соотносятся практика и теория, Узбекистан входит. Звучащие обещания близки к реализации, хотя обычно разница огромна.

«Было бы полезно дать нам возможность высказаться»

К.А.: В Узбекистане используется концепция Open Banking, которая позволяет гражданам подключать карты одного банка в любом приложении другого банка. Не создает ли это риски? Например, вы подключили карту одного банка, а вас вскрыли через приложение другого.

З.Р.: Если у нас нет цифр конкретной статистики, то сложно сравнивать. Я, наверное, скажу по ОАЭ. Такое ощущение, что очень серьезное внимание мошенников приковано к Эмиратам.

К.А.: Там и денег больше.

З.Р.: Да, это один момент. К тому же высокий уровень цифровизации: у всех кошельки, карты и так далее. Там социальная инженерия развита хорошо. Мошенники знают, как и с кем говорить. В Узбекистане благо такого нет.

Может быть, потому что немного карт международных систем по сравнению с местными. Но я сторонник именно того, чтобы подобные инициативы как Open Banking развивались. Центробанк мог бы сделать требования по безопасности к каждому банку едиными, чтобы снизить риски. Думаю, будем находить решения. Темная сторона будет развиваться, а наша задача быть на несколько шагов впереди. Тем более мы можем всегда перенять мировой опыт. В Таджикистане, например, наш Alif банк уже прошел несколько этапов. Была волна мошенников, люди не понимали, что делать, когда просят карту. Мы образовывали клиентов, говорили: не давайте номер, не делайте этого. Этот этап пройден. Сейчас большинство понимает: просто так никто ничего не будет перечислять на карту.

К.А.: Как вы оцениваете работу местного регулятора? Кто-то говорит, что слишком жестко.

З.Р.: Мне, наверное, некорректно комментировать работу своего регулятора. Но прямая задача регулятора — это удостовериться, что я работаю по правилам. Иногда эти правила могут создавать дискомфорт, но нужно больше делать упор на довольство потребителя, которому надо давать безопасные решения. А потребитель должен знать, что за мной стоит регулятор, который его защитит. У организации могут быть какие-то сложности в коммуникации с регулятором. Не знаю, письмо пришло сейчас, послезавтра, через месяц — эти взаимодействия могут занимать время, но в целом серьезных нареканий к регулятору нет. Их и не может быть, ведь я же здесь, значит, регулятор делает свою работу хорошо.

К.А.: Если бы наш регулятор был расторопнее, ваш бизнес рос бы быстрее?

З.Р.: Регулирование важно, но найти этот баланс относительно сложно. Думаю, какой-то уровень консерватизма в регулировании финтехов и банков идет на пользу обществу. По сути, риски большие. Мы хотим избежать потери ресурсов и денег обычных людей, которые, может быть, не совсем разбираются в определенных вещах. Так что какая-то доля консерватизма должна быть, но должна быть осознанной, а не подвязана под эмоции того или иного начальника.

Кроме того, если есть диалог регулируемого и регулятора, обе стороны заинтересованы в развитии, это классная работа.

К.А.: Недавно замглавы Национального агентства перспективных проектов (НАПП) Вячеслав Пак предложил ужесточить регулирование рынка электронной коммерции.

Первый замдиректора Национального агентства перспективных проектов Вячеслав Пак
Фото: YouTube Alter Ego

З.Р.: Очень важно знать триггер. Если это реакция на какое-то событие, то, может, имеет смысл собрать ключевых игроков и обсудить с ними, как минимизировать риски с точки зрения безопасности. То есть если это Uzum, если это Яндекс, если это мы и так далее, то стоит нас собрать и поговорить. В одностороннем порядке что-то регулировать — не совсем правильный подход.

К.А.: Сейчас такой практики нет? НАПП или ЦБ не собирают для подобных обсуждений?

З.Р.: В нашем случае это не та тема, которая бы нас беспокоила сегодня. Никто ребром ничего не ставил, никто нам не угрожал. Единственное, наверное, было бы полезно дать нам возможность высказаться и рассказать, как с нашей точки зрения будет правильнее поступить. Выслушать, все сложить и выбрать правильный путь. Для е-коммерции важно создать диалог. Дать период, где регулируемый и регулятор примут новые меры.

К.А.: Попытки ужесточать стоят того или это вредит развитию?

З.Р.: Опять же, надо понимать триггер. Это их прямая обязанность создать безопасные условия для потребителя. Но мы считаем, что можем предпринять меры, которые будут технологичными, правильными, ненавязчивыми и при этом дадут достаточную прозрачность регулятору. Регулирование — это крайняя мера. Мы же сейчас пытаемся найти оптимальный путь и убедить потребителя, что это легче, удобнее, быстрее и прозрачнее для всех. Нужно постараться никого не спугнуть. На зачаточном этапе е-коммерции стоит быть более открытыми к тому, что кто-то будет делать ошибки. А чтобы обезопасить страну и общество от каких-то серьезных ошибок, необходим диалог между регулятором и игроками.

«Мы строим Ferrari, но нам нужна дорога»

К.А.: Если посмотреть на финансовую отчетность платежных организаций за третий квартал, можно заметить что на нашем рынке финтеха есть три явных лидера: Peynet, Payme и Click. Они по прибыли сильно опережают остальных. За счет чего Alif может с ними конкурировать?

З.Р.: Мы конкурируем за сердца потребителей. В платежных приложениях есть две категории юзеров. Одна — это те, кто исторически пользовались каким-то приложением, их переубедить очень сложно и дорого. То есть я вкладываю, раз сказал, два сказал, дал кешбэки. Но есть вторая категория — те, у которых пока нет смартфонов, они не верят в карты, кошельки. Мы с этими двумя аудиториями постоянно работаем. Но в Узбекистане я бы посоветовал коллегам делать упор на тех, кто еще не почувствовал, что такое работать с цифровыми деньгами. Опять же возвращаемся к процветанию общества. Я считаю, что очень важно избавляться от наличных денег и приближаться к цифровым взаимоотношениям.

К.А.: А от чего зависит процент, который та или иная финтех-компания запрашивает за переводы денег? У кого-то это 0% между своими, у кого-то это 0% между чужими, у кого-то 0,3%.

З.Р.: Зависит от стадии развития финтеха. Ребята, запустившиеся раньше, могут брать ту комиссию, которая в среднем на рынке считается приемлемой. С самого начала считалось, что 1–2% — психологически тот уровень, который, наверное, потребитель готов был принять. Те же, кто начали позже, но предоставляют похожие услуги, чтобы убедить пользователя перейти на их приложение, вкладывают большие деньги, а также дают серьезный дисконт. Они надеются, что через определенное время после увеличения потребительской базы смогут вернуться к той точке, которая будет прибыльной последующие годы. Новички работают на будущее.

Для нас, например, оплаты — это больше инфраструктурная работа. То есть нам нужна дорожка, по которой мы потом прокатимся на чем-то другом. Условно говоря, мы строим Ferrari, но нам нужна дорога. Если попользоваться дорогой стоит 1–2%, то мы готовы, скажем, брать 0,5 или 0,3%, потому что в итоге мы рассчитываем на доход от Ferrari, а не от использования дороги.

Фото: POLITIK

К.А.: Но у вас локомотивом были микрозаймы. Правильно?

З.Р.: Наверное, микрозаймы — неправильно. Мы занимаемся альтернативой микрозаймам. Микрозаймы как регулируемый бизнес были в Таджикистане. Здесь мы занимаемся исключительно реализацией товаров в рассрочку. Что это значит? Мы покупаем и перепродаем. У нас трейдинговая компания. Локомотив для нас — именно продажи в рассрочку, и у нас это хорошо получается и в Таджикистане, и в Узбекистане. Сейчас мы это распространяем в Пакистане.

К.А.: Неожиданная история с выходом в Пакистан.

З.Р.: Я надеюсь, что и дальше пойдем.

К.А.: Что думаете про исламский банкинг? Есть оценки экспертов, что около половины узбекистанцев не берут обычные кредиты из религиозных соображений. Поможет ли исламский банкинг привлечь людей?

З.Р.: Поможет в двух случаях: если мы получим эту лицензию исламского банкинга и если этот закон примут. Желание потребителя — это один момент. Но для нас важно, чтобы мы не уступали и традиционным банкам с точки зрения сервиса, технологичности и прозрачности.

К.А.: Они не противопоставляются. Я к тому, что это поможет привлечь новые массы…

З.Р.: Я этим занимаюсь довольно давно. У меня есть высшее образование в направлении исламского банкинга. Я к тому, что иногда пользователям что-то ближе по духу, но при этом им приходится немножко себя ограничивать с точки зрения удобства. Мы бы хотели исключить этот элемент и быть самым интересным, технологичным, удобным приложением, которое работает именно в таком формате с принципами исламского банкинга для всего Узбекистана. Если узбекский рынок примет, скажет «рахмат», «молодцы», то в этом случае мне будет намного легче экспортировать продукт в другие страны. Это поле созрело для того, чтобы разрабатывать что-то уникальное самим и быть уникальным экспортером. Китай, Россия и США не будут этим заниматься. Они будут принимающей стороной. Я очень жду, когда у нас будет возможность получить лицензию исламского банкинга.

К.А.: Говорит ли это о том, что Alif откроет здесь банк?

З.Р.: Это решит совет директоров компании. Но я сделаю все возможное, чтобы получить поддержку для открытия исламского банкинга в Узбекистане. И, конечно, я бы хотел затем экспортировать это решение.

К.А.: А в чем сложность в получении этой лицензии? Почему мы до сих пор это не ввели в Узбекистане?

З.Р.: Потому что нет закона, регулирующего исламский банкинг.

К.А.: Почему его нет?

З.Р.: Над ним работают, но не знаю, почему так долго.

К.А.: А объясните, что такое исламский банкинг?

З.Р.: Исламский банкинг касается финансирования или кредитования, где в основе взаимодействия между банком и клиентом есть посредник. Представим, банк — это инвестор или торговый партнер, который может для вас приобрести что-то и передать вам в последующем товар или услугу. То есть основа — это торговля, а не продажа наличных денег. То есть вы предприниматель и приобретаете товар в одном месте, а в другом перепродаете. Если у вас нет ликвидности, наличных денег, вы обращаетесь в банк, который для вас это покупает и перепродает вам с наценкой. Это самый базовый продукт — «мурабаха», который должен быть понятен любому обывателю.

К.А.: Вы упомянули Пакистан, но сейчас у нас и южный сосед развивается. Есть ли возможность вклиниться в рынок Афганистана?

З.Р.: Мы, как центральноазиатский регион, должны ревностно относиться к тому, что рынки Афганистана и Пакистана — это наши рынки. Афганистан остался у нас в регионе, это наш сосед, все остальные ушли. И для всех нас будет очень полезно открывать торговые пути. Я не знаю, какая сегодня инвестиционная база у Афганистана, потому что экономика пока еще не оправилась. Но я знаю одно: с Афганистаном и Пакистаном нужно торговать максимально активно.

К.А.: В Пакистане же достаточно дикий рынок?

З.Р.: Мы бываем в Пакистане. Один из моих партнеров координирует нашу деятельность там. И мы фиксируем положительные моменты потенциального роста компании в Пакистане. Сейчас, конечно, у нас — как у «неокупцов» — есть возможность на местах понимать, что происходит и чем дышат люди. Там десятилетиями была политическая турбулентность. Люди уже адаптировались, а экономика выстроена так, что население живет само по себе. Люди торгуют, продают, покупают, перечисляют деньги. Если понимать местные экономические законы, то это шикарный рынок, который должен только развиваться. А политическая стабильность — это бонус. Но мы довольны именно тем, что у нас есть сейчас в Пакистане. Там замечательная команда, таланты. Я думаю, на этом рынке произойдет много интересного в следующие десять лет. Кто успел, тот успел. Кто не испугался, кто не ждет четких правил, чтобы там была Англия. Мы заинтересованы в процветании Пакистана, потому что мы уже там. Процветание общества и страны — это наш бизнес-интерес.

Кирилл Альтман

Кирилл Альтман

Журналист, блогер, автор YouTube-проекта Alter Ego, автор Telegram-канала altmanews, главный редактор POLITIK Central Asia