Скрытый враг. Как и для чего вооружаются страны Центральной Азии

После обретения независимости страны Центральной Азии успели пережить массу потрясений, в том числе с весьма драматичными последствиями. Но чего региону, по счастью, удалось избежать – это полномасштабной войны между соседями. Несмотря на постоянные разговоры зарубежных экспертов о масштабных военных угрозах в регионе, на деле он стал настоящей тихой гаванью, где война между государствами – очень маловероятная перспектива. Но зато куда вероятнее внутренние конфликты, основанные на несовершенстве политических институтов.

Слабость как преимущество

Разговор об армии того или иного государства следует начинать с трех факторов: тип государственности в рассматриваемой стране, система межгосударственных отношений в регионе и место региона или страны в глобальном мире.

По первому признаку страны Центральной Азии могут быть отнесены к так называемым слабым государствам, которые характеризуются невысокой эффективностью государственных институтов, отсутствием консенсуса относительно реализуемой в стране идеи и фрагментированностью общества, когда каждая социальная группа (этническая, религиозная, группа влияния) выступает как один из множества центров силы.

Еще один важный критерий слабых государств – нарушенная монополия государства на легальное насилие. А значит, весомую часть ресурсов приходится тратить на то, чтобы не допустить более серьезных проблем. Случаев, когда государства теряли контроль над ситуацией, за историю независимости тоже было немало. Это гражданская война в Таджикистане (1992-1997 годы), три кыргызских революции (2005, 2010 и 2020 годы), столкновения между узбеками и кыргызами в Оше и наконец беспорядки в Алматы в январе 2022-го. Кроме этого, можно вспомнить и достаточное количество более мелких эпизодов, например локальные бои в селении Кой-Таш, когда бывший Президент Кыргызстана Алмазбек Атамбаев пытался сопротивляться аресту в своей резиденции, беспорядки в Андижане (2005) и Нукусе (2022).

Возможно, поэтому в Военной доктрине Кыргызстана – чемпиона по числу вооруженных инцидентов – внутренние военные опасности выделяются отдельно. К последним относятся: «попытки подрыва суверенитета, территориальной целостности и конституционного строя <…> деструктивными, сепаратистскими или иными агрессивными силами»; «попытки обострения межэтнических противоречий»; «расширение радикальных религиозных течений, которые могут привести к <…> увеличению количества межнациональных конфликтов и проявлений сепаратизма».

Особый акцент на вопросах внутренней безопасности отражается и в том, что значительную долю вооруженных сил стран Центральной Азии составляют полицейские и военизированные силы, такие как внутренние войска или национальная гвардия. В Казахстане на начало 2024 года такие силы, по данным статистического сборника The Military Balance, выпускаемого Международным институтом стратегических исследований (Лондон), составляют около 32 %, в Кыргызстане – 22 %, в Таджикистане – 46 %, в Туркменистане – 27 %, в Узбекистане – 29 %.

Развитие региона с военной точки зрения долгое время определял и еще один фактор: пятерка постсоветских республик не рассматривала друг друга как потенциальных противников вплоть до пограничных столкновений между Кыргызстаном и Таджикистаном в 2021-2022 годах. Поддержание мира и военной безопасности в Центральной Азии происходит не через достижение баланса сил, а на основе собственно слабости государств и формирования специфической версии плюралистического сообщества безопасности. Оно строится на том, что все государства Центральной Азии разделяют «вестфальские» нормы международных отношений (принципы нерушимости границ, суверенитета, невмешательства во внутренние дела). Аналогичная ситуация, согласно исследованиям Роберта Джаксона и Карла Росберга, складывалась в Африке 1980-х годов.

Приверженность стран Центральной Азии «вестфальским» нормам фиксируется в ряде концептуальных и доктринальных документов, таких, например, как военные доктрины. Так, в Оборонной доктрине Узбекистана, принятой в 2018 году, указывается, что страна «строит отношения со всеми странами <…> с учетом общепризнанных принципов и норм международного права, взаимной выгоды, равноправия и невмешательства во внутренние дела других государств, урегулирования всех спорных вопросов мирными средствами и путем переговоров, признания нерушимости и неизменности сложившихся межгосударственных границ».

Помимо этого, коллективная безопасность в Центральной Азии закрепляется и на уровне международных договоров, также формирующих нечто близкое к сообществу безопасности. Ключевым соглашением здесь стал Договор о коллективной безопасности, подписанный в 1992 году и вступивший в силу в 1994 году для Азербайджана, Армении, Беларуси, Грузии, Казахстана, Кыргызстана, России, Таджикистана и Узбекистана. Согласно этому соглашению, «Государства-участники подтверждают обязательство воздерживаться от применения силы или угрозы силой в межгосударственных отношениях. Они обязуются разрешать все разногласия между собой и другими государствами мирными средствами».

На настоящий момент в ОДКБ (организацию, сформированную в 2002 году на основе Договора о коллективной безопасности), наряду с Арменией, Беларусью и Россией входят три страны Центральной Азии: Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. Помимо этого, все страны Центральной Азии остаются членами Объединенной системы ПВО СНГ (но считается, что участие Туркменистана является формальным). Также в странах Центральной Азии есть российское военное присутствие: в Кыргызстане (около 500 военнослужащих, 13 самолетов Су-25СМ и двух вертолетов Ми-8 на авиабазе «Кант») и Таджикистане (около 3 тыс. военнослужащих, четырех вертолетов Ми-24П, шести вертолетов Ми-8МТВ и восьми комплексов С-300-ПС на 201-й военной базе).

Периферийный регион

На глобальном уровне военная безопасность стран Центральной Азии обеспечивается отдаленностью региона и достаточно низким интересом к военной безопасности стран со стороны держав глобального уровня и связанных с ними организаций. Конечно, нельзя говорить о полном безразличии. К Центральной Азии проявляется ситуативный интерес – как, например, во время антитеррористической операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане (2001-2014 годы).

Страны достаточно активно вовлечены в работу международных организаций, таких как ОБСЕ и НАТО, и участвуют в военных учениях, в том числе с внерегиональными игроками. Но куда интереснее поговорить и о других, менее очевидным форматах сотрудничества.

Например, в 2024 году резко активизировалось сотрудничество с Азербайджаном – страной, имеющей успешный опыт реальных военных операций, с активным применением беспилотников и сил радиоэлектронной борьбы (РЭБ). Также, согласно The Military Balance, в Таджикистане с 2020 года находится около 300 военнослужащих Национально-освободительной армии Китая. Более того, некоторые издания даже пишут о наличии в Таджикистане китайской военной базы или заставы. Однако эти данные не подтверждаются ни китайской, ни таджикской сторонами.

Некоторые страны Центральной Азии достаточно активно участвуют в миротворческой деятельности, проводящейся под эгидой ООН. Прежде всего этим выделяется Казахстан, который на начало 2024 года был представлен в миссиях в Центральноафриканской Республике (1 человек), Ливане (9 человек) и Западной Сахаре (6 человек), а с марта 2024 года миротворческий контингент Вооруженных сил Казахстана в составе 139 военнослужащих осуществляет самостоятельную миссию на Голанских высотах. Кыргызские военные представлены в миссиях под эгидой ООН в Южном Судане (2 человека) и Судане (2 человека).

Если же говорить о реальных военных угрозах, то их традиционно ожидали со стороны Афганистана, а до конца 1990-х к нему добавлялся Таджикистан. Но в обоих случаях враждебным воспринималось не само государство, а нерегулярные вооруженные формирования, действующие на его территории. Это во многом определяло стратегию военного строительства в странах Центральной Азии: ставку на формирование «немногочисленной, но мобильной, хорошо оснащенной современным оружием и боевой техникой профессиональной армии, способной как самостоятельно, так и во взаимодействии с вооруженными силами других государств надежно обеспечить безопасность страны». Эффективность данной стратегии в определенной степени была проверена в ходе Баткенских событий 1999 года, когда на территорию Кыргызстана проникли боевики Исламского движения Узбекистана (ИДУ), и других эпизодов борьбы с бандформированиями.

Возможность военного конфликта между государствами Центральной Азии на официальном уровне фиксировалась лишь однажды, в 2012 году. Во время визита в Казахстан Президент Узбекистана Ислам Каримов отмечал, что нехватка водных ресурсов может усугубиться настолько, что за контроль над ситуацией страны будут готовы воевать.

Напряженные времена

По-новому на вопросы безопасности страны начинают смотреть после 2014 года, когда от безусловного соблюдения «вестфальских» норм отошел важный партнер для всех стран региона – Россия. Во-всяком случае, ситуацию в Крыму и Донбассе многие эксперты интерпретировали именно так. Внес свои изменения и 2022 год, но не из-за Украины, а из-за приграничного конфликта между Кыргызстаном и Таджикистаном. Столкновения там, конечно, случались и раньше, но на этот раз все было намного серьезнее, что заставило рассуждать о возможности начала «гонки вооружений».

Сказать, что страны региона действительно стали массово перевооружаться, нельзя, однако, по данным статистического сборника The Military Balance, выпускаемого Международным институтом стратегических исследований (Лондон), рост военных (оборонных) бюджетов в 2023 году можно зафиксировать как минимум в трех странах (данные по Туркменистану и Узбекистану отсутствуют). В Казахстане оборонный бюджет по сравнению 2022 годом увеличился в 1,35 раза (с 1,87 до 2,53 млрд долларов), при этом тенденция увеличения оборонного бюджета обозначилась уже в 2022 году (с 1,54 до 1,88 млрд долларов, то есть в 1,22 раза). В Таджикистане оборонный бюджет вырос в 1,31 раза: с 108 млн до 141 млн долларов. При этом тренд на увеличение бюджета здесь идет как минимум с 2017 года, но до 2023 года все шло плавно (так, в 2022 году, по сравнению с 2021 годом, бюджет увеличился в 1,14 раза, а в 2021 году, по сравнению с 2020-м, – в 1,05 раза). По Кыргызстану данных нет, но отмечается, что там бюджет «значительно увеличится».

Любопытно, что Стокгольмский международный институт исследований проблем мира (SIPRI) фиксирует иную динамику (при этом, правда, используется и иная единица сравнения – не «абсолютный» доллар, а «постоянный доллар 2022 года»). Согласно данным этого института, военные расходы Казахстана с 2019 года снижаются. Так, если в 2022 году они составили 1163,1 млн «долларов 2022 года», то в 2023 году – 1062,7 млн (снижение в 1,09 раза). В Таджикистане после резкого роста военных расходов в 2022 году (в 2,04 раза, с 100,1 млн долларов до 2003,9 млн), в 2023 году фиксируется их существенное снижение до 132 млн (в 1,54 раза). Устойчивый рост военных расходов фиксируется только в Кыргызстане. Если в 2021 году они составляли 300,9 млн долларов, то в 2022 году – 352,1 млн, а в 2023 году – 433,6 млн. Как и в случае Международного института стратегических исследований, Стокгольмский международный институт исследований проблем мира не приводит систематических данных по Туркменистану и Узбекистану. Относительно Узбекистана за последние 10 лет приводятся только цифры за 2018 год (1678,9 млн «долларов 2022 года», или 3,56% ВВП).

Спецификации распределения оборонного бюджета страны Центральной Азии, как правило, не дают. Так, Закон Республики Казахстан «О республиканском бюджете на 2024-2026 годы» в классе «Оборона» дает разбивку только по министерствам. К Министерству обороны при этом относятся всего два подкласса: «Услуги по определению и реализации государственной политики в области организации обороны и Вооруженных сил» и «Обеспечение боевой, мобилизационной готовности Вооруженных сил».

С точки зрения имеющегося вооружения и военной техники в вооруженных силах продолжают доминировать образцы российского (советского) производства. Танковый парк состоит из машин Т-62, Т-64, Т-72, Т-90 различной модификации. Боевой авиапарк включает в себя самолеты МиГ-23, МиГ-29, МиГ-31, Су-25, Су-27, Су-30 различных модификаций и вертолеты Ми-8, Ми-17, Ми-24, Ми-26, Ми-35 различных модификаций. Гораздо большее разнообразие стран-производителей представлено в категории защищенных патрульных машин и бронетранспортеров. В этой категории у одного только Узбекистана представлены машины турецкого (Ejder Yalcin), американского (Maxxpro+, Cougar и M-ATV) и российского (Typhoon-K и Tigr-M) производства. Также в Узбекистане и Казахстане используются отечественные образцы бронетранспортеров и легкобронированных автомобилей.

Если рассматривать вопрос численности вооруженных сил стран Центральной Азии, то показатели не меняются достаточно давно и на начало 2024 года, по данным справочника The Military Balance, имели следующий вид:

Численность Вооруженных сил Казахстана оценивается в 39 тыс. человек (в том числе: армия – 20 тыс., флот – 3 тыс., авиация – 12 тыс., органы Министерства обороны – 4 тыс.). При расширенном понимании Вооруженных сил к ним могут быть добавлены 31,5 тыс. полицейских и сотрудников военизированных структур (в том числе около 20 тыс. служащих Национальной гвардии и около 9 тыс. – Пограничных войск).

Численность Вооруженных сил Кыргызстана оценивается в 10,9 тыс. человек (в том числе: армия – 8,5 тыс., авиация – 2,4 тыс.). При расширенном понимании Вооруженных сил к ним могут быть добавлены 9,5 тыс. полицейских и сотрудников военизированных структур (в том числе одна тыс. служащих Национальной гвардии, 3,5 тыс. – Внутренних войск и 5 тыс. – Пограничных войск).

Численность Вооруженных сил Таджикистана оценивается в 8,8 тыс. человек (в том числе: армия – 7,3 тыс., авиация и ПВО – 1,5 тыс.). При расширенном понимании Вооруженных сил к ним могут быть добавлены 7,5 тыс. полицейских и сотрудников военизированных структур (в том числе 1,2 тыс. служащих Национальной гвардии, 3,8 тыс. – Внутренних войск и 2,5 тыс. – Министерства по чрезвычайным ситуациям).

Численность Вооруженных сил Туркменистана оценивается в 36,5 тыс. человек (в том числе: армия – 33 тыс., флот – 500, авиация – 3 тыс.). При расширенном понимании Вооруженных сил к ним могут быть добавлены 20 тыс. полицейских и военизированных структур (в том числе около 15 тыс. служащих Внутренних войск и около 5 тыс. – Пограничных войск).

Численность Вооруженных сил Узбекистана оценивается в 48 тыс. человек (в том числе: армия – 24,5 тыс., авиация – 7,5 тыс., органы Министерства обороны – 4 тыс., объединенные соединения – 16 тыс.). При расширенном понимании Вооруженных сил к ним могут быть добавлены 20 тыс. полицейских и военизированных структур (в том числе – около одной тыс. служащих Национальной гвардии и около 19 тыс. – Сил внутренней безопасности).

Но куда важнее численности наличие в армии офицеров с хоть каким-то боевым опытом. Их нет почти нигде, за исключением разве что Таджикистана, где еще свеж опыт гражданской войны. Остальные армии региона можно смело называть «полигонными» – они никогда не сталкивались с реальными боевыми задачами, и все знания получили исключительно на учениях. В связи с этим попытки выстраивания в Центральной Азии каких-то «рейтингов военной силы» имеют достаточно мало смысла.